Сегодня картофель, некогда завезенный на территорию Европы из Южной Америки, уверенно входит в число любимых продуктов россиян и является одной из главных культур в российском сельском хозяйстве. О состоянии дел в отечественной картофельной отрасли и перспективах ее развития рассказал исполнительный директор Картофельного союза Алексей Красильников.
– Как выглядит сегодня ситуация на российском рынке картофеля?
– Она меняется, и лучше всего об этом говорят предварительные итоги Всероссийской сельхозпереписи 2016 года, которые были подведены в прошлом году истали в некотором роде сенсацией. Они подтвердили, что выявленный еще сельхозпереписью 2006 года тренд на сокращение производства картофеля в личных подсобных хозяйствах не был временным. Если к 2006 годуобъем выращенного населением картофеля уменьшился на 9 млн тонн, то в 2016-м – еще на столько же. Таким образом, соотношение доли ЛПХ и товарного сектора на рынке изменилось, и это должно стать хорошим сигналом сельхозпроизводителям. Ведь у нас всегда считалось, что 92 % российских овощей и картофеля производится в ЛПХ, и поэтому инвестиции в картофелеводство не рассматривалиськак эффективные: мол, население зубами-вилами, но возьмет свой урожай при любом раскладе.
– Сколько производится товарного картофеля в России?
– В 2018 году в России собрано 22 млн тонн, включая ЛПХ, хотя мы считаем, что эта цифра несколько завышена. На долю сельхозпредприятий в этом объеме приходится, как и в 2017 году, 7 млн тонн, из которых миллион закладывается на семена и столько же идет на переработку. За последние 10 лет производство картофеля в товарном секторе утроилось. Площадь под эту культуру составляет около 300 га. Более половины – 57 % – выращивается в Центральном и Приволжском федеральных округах, доли остальных регионов незначительны. В начале 90-х сельхозпредприятия производили около 10 млн тонн, затем объемы снизились до двух, а сейчас, как уже было сказано, поднялись до 7 млн тонн. Росту способствовали внедрение передовых технологий, повышение культуры производства в целом, рациональное применение удобрений и средств защиты растений. Но потенциал картофелевоства на этом, конечно, не исчерпан.
– Много ли картофеля потребляют россияне и сколько его нужно для удовлетворения потребностей внутреннего рынка?
– По разным данным, потребление составляет от 60 до 115–120 кг в год на душу населения, а в мегаполисах, допустим в Москве, – примерно 58 кг. На мой взгляд, эта статистика близка к истине, потому что она коррелирует с цифрами Всемирной Организации Продовольствия, которая фиксировала синхронное снижение потребления картофеля до 1990 года в СССР и Европе со 100 до 50–58 кг. Потом в России наступили 90-е, с их безработицей и падением доходов, когда население распахало огороды и картофель снова стал одним из основных продуктов питания. Сегодня потребление составляет 80–85 кг на человека, что подтверждает и Росстат. Дальше чистая арифметика: 145 млн жителей умножаем на 80 кг, минус усушка-утруска, и получается, что для внутреннего рынка нужно порядка 15 млн тонн.
– В чем специфика картофелеводства и какие проблемы с ней связаны?
– Как и растениеводство в целом, она очень чутко реагирует на перепроизводство обвальным падением цен. После засухи и неурожая 2010 года мы активно импортировали из Европы: в 2010 году – 1,2 млн тонн, зимой-весной 2011-го – 1,5 млн. Картофель стал золотым, и наши соседи резко увеличили площади под эту культуру. Но в 2011–2012 году ситуация сложилась с точностью до наоборот: цены упали из-за высокого урожая. И хотя потом баланс спроса и предложения нормализовался, рынок вошел в стагнацию, которая особенно остро ощущается последние три года. Уровень рентабельности низкий: среднедесятилетняя цена на картофель не превышает 14 рублей. А по 2017 году Росстат показал даже отрицательную рентабельность картофелеводства, то есть убыток минус 11 %. Это единственная культура с такими плохими показателями, остальные все в плюсе, прибыль овощеводства составила 11 %. Конечно, это приводит к тому, что ряд производителей, прежде всего мелких, уходят с рынка, переквалифицируются на зерновые.
– Что могло бы стать стимулом для картофелеводов в этих условиях?
– Как и во всем мире – развитие производства готового продукта, который можно продать в разы дороже. Надо признать, что уровень переработки у нас критически низкий. Если в Европе на переработку идет половина урожая картофеля, в Бельгии – 86 тонн из 100, то в России – около 16 %. Сегодня крупные производители, имеющие хорошие отношения с торговыми сетями и переработчиками, остаются на рынке, именно за счет диверсификации своей деятельности. И в первую очередь приобретая современное оборудование по чистке, упаковке, переработке.
– И в том числе учитывая изменение предпочтений потребителей?
– Безусловно. Проводимые нами мониторинги показывают, что если до середины 2000-х годов немытый картофель выбирало около 80 % населения, то сейчас 50 на 50. На определенном этапе потребительские предпочтения сформировали торговые сети, которые привозили из Европы выровненный, красивый картофель для разных видов приготовления. Сегодня, в принципе, многие могут себе позволить купить мытый продукт, но берут рассыпной, чтобы отобрать нужные клубни.
– Можете назвать российские предприятия, имеющие успешный опыт производства готового продукта из картофеля?
– Прекрасный пример – открытый в прошлом году завод в ОЭЗ «Липецк» по изготовлению картофеля фри, в том числе для нужд «Макдоналдса» и других предприятий сегмента HoReCa. Его общая производственная мощность – 200 тыс. тонн сырья и около 120 тыс. тонн готового продукта. Из них около 50 тыс. тонн выпускается для «Макдоналдса», а остальное реализуется по другим каналам, в том числе и на экспорт: на рынки СНГ, Израиля, Саудовской Аравии, Марокко и ряд других. Кроме того, в этом году ожидается запуск в Подмосковье завода по производству картофеля фри компании «Агрика» мощностью около 50 тыс. тонн. То есть все излишки на рынке столового картофеля будут реализовываться по этим каналам. Драйвером отрасли должно стать именно развитие переработки картофеля в готовый продукт.
– С какими трудностями сталкиваются инвесторы, которые хотят заниматься переработкой картофеля, например, на крахмал?
– Прежде всего –отсутствие производственных мощностей. Крахмальные заводы или предприятия по переработке картофеля, которые были в Советском Союзе, либо разрушены, либо перешли на выпуск крахмала из зерна и кукурузы. Понятно, что с таким сырьем легче работать: производство практически непрерывное, остановка не превышает 2–3 недели в год. Но строительство завода – весьма затратное мероприятие, поэтому потенциальным инвесторам нужна государственная программа для восстановления производства картофельного крахмала. Они должны видеть заинтересованность государства в развитии и картофелеводства, и переработки. Ведь именно картофельный крахмал является наиболее ценным продуктом, востребованным как в пищевой промышленности, так и в фармацевтике и других сферах. Он наиболее перспективен в плане получения дополнительной прибыли.
– А торговые сети как реагируют на российский картофель?
– Большинство наших сетей, за редким исключением, имеет европейское происхождение, и поэтому до 2013 года они просто блокировали выход отечественного продукта на их прилавки. Объясняли по-разному: и картофель де другой, и фасовка не та и т.д. Но после введения временных ограничений Россельхознадзора в отношении картофеля и овощей открытого грунта из Европы сети вынуждены были повернуться лицом к нашему производителю. Постепенно ведущие агрохолдинги поняли, что с сетями можно и нужно работать. Были закуплены современные линии оборудования. На смену рассыпному товару в сетке пришел чистый продукт в пакетах. На очереди – маркировка картофеля по его столовому назначению: для варки, для жарки, для салата.
– Вы говорили о низкой рентабельности картофелеводства. Почему ее не удается преодолеть?
– Как показывает практика, пока еще не всегда участникам картофельного рынка удается выстроить разумную, выгодную для всех ценовую политику. Например, в прошлом году федеральные сети сами выступили закупщиками: заключили прямые контракты и несли обязательства перед египетскими партнерами. И если раньше импорт достигал пика в мае-июне, то в 2018-м он пришелся на январь, когда в России еще оставались запасы собственного картофеля. Первые 360 тонн были поставлены по средней цене на таможне около 60 центов за кг, но поскольку российский рынок был перенасыщен, сети уже в феврале опустили цену до 36 центов, и в диапазоне 32–36 центов она держалась до июня-июля. Чтобы выполнить условия прямых контрактов, они искусственно закрыли закупочные карточки на отечественный немытый картофель, то есть попросту отказались от закупок. Доходило до абсурда: сети предлагали производителям взять их ранний картофель, упаковать на своих линиях и уже по своим каналам отправить в другие сети, потому что через свои прилавки они не могли продать весь объем. В итоге пострадали все: сети не получили запланированную прибыль, а у крупных отечественных производителей остатки на 1 июня, по данным Росстата, превысили норму на аналогичную дату 2017 года в среднем по России в 2 раза, в отдельных картофельных регионах типа Брянска – в 200 раз.
– Вы реагировали на эту ситуацию?
– Конечно. Мы обратили на нее внимание, проводили переговоры с торговыми сетями. Часть вопросов удалось решить. Надеемся, что этот урок пойдет впрок всем.
– Как обстоят дела с экспортом?
– Объем экспортируемого картофеля растет. Если раньше он составлял 20–50 тыс. тонн, и в основном это были Казахстан и Азербайджан (они нам поставляли ранний картофель, а мы им – свой поздний), то за последние четыре года в лидеры вышла Украина и прежде всего Донбасс. Туда экспортируется ежегодно 100–120 тыс. тонн картофеля. Также очень вырос рынок стран Средней Азии, прежде всего Узбекистана. Только семенного картофеля за минувший сезон туда направлено около 7 тыс. тонн. Один из хороших итогов 2018 года – запуск совместного проекта России, Киргизии и Узбекистана по производству семенного картофеля в высокогорье Киргизии, чтобы обеспечить качественным посадочным материалом местных картофелеводов. Уже получен первый урожай, и есть надежда на дальнейшее развитие сотрудничества. Мы можем успешно конкурировать на среднеазиатском рынке – Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, куда поставляются большие объемы продукции из соседних Пакистана и Китая.
– Как сказывается на развитии отрасли зависимость от европейских семян?
– Приходится признать, что не лучшим образом. В Госреестре на сегодня 436 сортов, из них только 52 % – российской селекции. А если посмотреть, что выращивается на полях, то из 20 сортов, на которые приходится 70 % сертифицированного объема товарного картофеля, только четыре сорта российской селекции, остальные – европейцы. Выращивание сортов, предназначенных для переработки на фри или чипсы, на 100 % зависит от европейской селекции. Это объясняется тем, что у нас долгое время эти любимые многими готовые продукты не производились, соответственно, наши селекционеры не создавали сортов с нужными потребительскими качествами.
– Удается ли Картофельному союзу преодолевать ограничения на поставки европейского семенного материала в условиях санкций?
– Когда ввели временные ограничения в 2013 году, а в 2014 году общие санкции, мы обратились в Россельхознадзор, в правительство с просьбой вывести этот сектор посадочного материала из-под запрета. В процессе переговоров был выстроен устраивающий всех алгоритм алгоритм: инспектора Россельхознадзора по заявкам наших покупателей и обращению национальных организаций по защите растений приезжают в Европу и берут выборки из приготовленных партий. Их привозят в Россию, проверяют в лаборатории на наличие карантинных вредителей и болезней и дают разрешение именно этой партии к ввозу.
– Как повлияло ужесточение контроля за качеством семян на отрасль?
– Во-первых, поставщики стали более внимательно относиться к качеству импортируемого в нашу страну картофеля. Во-вторых, европейские компании приступили к локализации производства семенного материала на территории России и каждый год его объемы растут. В-третьих, надо понимать, что европейский посадочный материал у нас в 2–3 раза дороже и с точки зрения логистики, и в связи с несовершенством законодательства, из-за чего возникают проблемы со сбором роялти. Но нет худа без добра. Это подтолкнуло ряд отечественных холдингов и крупных предприятий к созданию лабораторий и выращиванию посадочного материала на своих полях. Постепенно бизнес привлек ученых-селекционеров, которые уже работают на этих площадках.
– Существуют ли государственные программы поддержки семеноводства?
– Есть пилотная программа в рамках указа президента «Развитие селекции и семеноводства картофеля в Российской Федерации». Предполагается, что до 2025 года только из федерального бюджета, без учета прочих источников финансирования, будет выделено 11 млрд рублей. Средства пойдут на выведение не менее 12 сортов отечественной селекции, не уступающих лучшим европейским, и создание семенного фонда в объеме не менее 18 тыс. тонн. На наш взгляд, чисто физически участники этой программы могут не уложиться в отведенный срок, поэтому мы направили обращение в Минсельхоз с просьбой пролонгировать его на 3-4 года для достижения заявленных целей. Но, безусловно, положительный результат мы частично получим уже к 2025 году.
– А в чем сложность с реализацией программы?
– Чтобы вывести новый сорт, необходимо 8–10 лет и затраты на уровне миллиона евро. У нас есть неплохие сорта, и в чипсовом направлении, и в картошке фри, но по ряду показателей они еще уступают европейским. Соответственно, переработчики не готовы рисковать ни имиджем, ни прибылью. Поэтому, хотим мы или нет, определенный объем импорта в ближайшие годы будет сохраняться. А снизить зависимость от него поможет развитие переработки. Источником прибыльности отрасли должен стать готовый картофельный продукт с высокой добавленной стоимостью, который гораздо выгоднее реализовывать и на внутреннем рынке, и экспортировать по всему миру.
